Кукурузный початок

Лиза в задумчивости остановилась перед развилкой, решая, каким путём вернуться домой. Глянула на часы и решительно двинулась по центральной аллее парка, сокращая путь в три раза.

- Дом-дорога-работа-магазин-дорога-дом. Формулы-правила-циркуляры. Как всё надоело! - Лиза начала медленно злиться на свою, казалось, с виду спокойную жизнь, которая, словно ленивая река, монотонно  текла, и, самое главное, ведь никаких перемен не предвиделось. - От физической боли есть избавление: можно сходить к врачу и выпить таблетку. А что делать, когда начинает болеть душа? И кто виноват, что я смирилась со своей судьбой? Никто. Я сама себя делаю. Мне хорошо и удобно. Я выгляжу так, как этого хочу. И буду так выглядеть, пока буду двигаться по своей дороге. Это человечество обленилось и смирилось, но не я. Это оно обнищало духом. Алчность овладела умами смертных, а я бреду среди них. Нет, не бреду – возвращаюсь с работы. Тороплюсь жить среди них, спящих, которых некому разбудить. Лишь я – одинокая личность…

Её раздумья прервал треск, будто кто-то грузный наступил на сухую ветку. Лиза обратилась вся во внимание. Оглянулась – никого и ничего подозрительного. Да и что тут можно увидеть, если фонари освещения горят через три на четвёртый?

Неожиданно боковым зрением она заметила, как нечто метнулось в её сторону, и тут же она оторвалась от земли, и, пронёсшись сквозь редкие кусты, рухнула наземь под тяжестью мужского тела.

- Насилие! - молнией среагировал мозг. Закричать, позвать на помощь не получилось – чужая ладонь в тонкой перчатке, пахнущая чем-то неизвестным и гадким, грубо зажала ей рот, а в ухо вползло шипящей змеёй: - Молчи и не сопротивляйся, тогда нам обоим будет хорошо, иначе – одному мне.

Тщетно пытаясь с себя сбросить насильника, женщина смогла лишь в ответ издать жалкое: «М-м-м». Его вторая рука опустилась на её колено и медленно поползла к заветному месту…

В жизни Лизы было несколько мужчин, но никогда их прикосновения не вызывали такого отвратительного ощущения. Несмотря на средний рост, мужчина был физически довольно крепок, а в его уверенных движениях чувствовалась сноровка. Выходит, она уже не первая его жертва, и в таком случае обычное сопротивление обречено на неудачу. Хлынули слёзы беспомощности. Прочитав редкие газетные сообщения о подобных нападениях, она обсуждала эту тему с сотрудницами, и всегда они удивлялась, как можно изнасиловать женщину, если она этого не хочет. И при этом, без исключения, женщины загадочно улыбались и пожимали плечами. И действительно, как? Разве что под страхом смерти, или лишив сознания.

Она отчаянно пыталась сбросить его с себя, или вырваться. Не получалось. Ставкой беспомощного сопротивления была её честь. Не жизнь – честь! Она знала: смерть нельзя обмануть, смерти нужно понравиться. Все люди рождаются свободными и умирают свободными. И вся их жизнь, от А до Я, принадлежит Её Величеству…

Насильник захватил губами мочку уха. Неожиданно женщина обмякла, а её руки обхватили его, прижимая к себе. Затем она сделала слабую попытку отвести руку, закрывавшую ей рот, в тоже время другую не убирала с его талии. Мужчина оторопел от перемены её поведения. Он упёрся ладонями в землю, удивляясь перемене поведения своей жертвы.

- Ты – маньяк? - осторожно спросила Лиза, скрестив ладони на его талии.

- Нет.

- Но мы же не звери, чтобы вот так – по-скотски совокупляться? - она с силой прижала его к себе, а её голос стал похож на воркование влюблённой голубки.

Вместо ответа Лиза почувствовала его реакцию – из расстёгнутой ширинки торчало то, что должно, вообще-то, приносить радость кому-то, но не ей и не таким способом. Она ещё сильнее прижалась к нему и обвила ногами, лишая его возможности двигаться.

- Ты согласен?

- Да...

Лиза сделала движение рукой, словно за края поднимая юбку, и на несколько секунд случайно через ткань прикоснулась к той мерзости, которая собственно требовала срочного удовлетворения.

- Давай разденемся, хоть снизу до пояса, - вновь жертва проворковала голубкой, освободив насильника от своего захвата.

Мужчина с готовностью вскочил, расстегнул ремень, и принялся снимать брюки, Поднявшись, Лиза сняла туфли, изловчилась и точно провела удар правой ногой в пах насильника, стоявшего на одной ноге.

- Получай, вонючий сатир! - держа туфли в одной руке, второй – схватив сумочку, она рванула из кустов на аллею, и помчалась к выходу из парка. Вырвавшись под свет фонарей улицы, оглянулась – погони не было, лишь где-то в темноте парка замолкал крик: - Сука брехливая! Урою!

Аллея выходила прямо на перекрёсток улиц Чернышевского и Добролюбова. Они не считались главными улицами (эти прочно «заняты» бывшими вождями), но всё же примыкали к центру города, и на них было достаточно освещения от витрин магазинов и неоновых реклам.

Не обращая внимания на световые сигналы светофора, Лиза быстро перебежала перекрёсток по диагонали. Остановившись на тротуаре, ладонью обтёрла подошвы ног, обулась. Сердце бешено колотилось, но только неизвестно от чего больше: от пережитого стресса, или от рывка на спринтерской дистанции? Опёршись рукой о стену здания, в оцепенении простояла не больше минуты, раздумывая: сколько прошло времени с того момента, когда могло бы свершиться непоправимое действо. Затем вздрогнула, будто собачка после купания, и с ужасом представила: сколько ей пришлось бы провести времени в ванной, чтобы отмыться от похотливого проникновения. Достав из сумочки носовой платок, она с остервенением начала тереть пострадавшую мочку уха.

- Гражданочка, нарушаем? - неожиданно рядом раздался спокойный мужской голос.

Лиза обернулась. Из-за угла вышел наряд милиции, и молодой сержантик, очевидно, старший патруля, указал ей на переход перекрёстка в неположенном месте.

Оценив ситуацию, женщина посмотрела на часы – прошло только 10 минут со времени нападения на неё, а на пути домой опять преграда: два дебила, только в форме.

- Так что, гражданочка… - сержант обратился к женщине. Лизе не хотелось возвращаться к пережитой… грязи, но ничего не оставалось делать, как вкратце рассказать о неудавшейся попытке её изнасилования. На вопрос о приметах преступника она ответила, что, к сожалению, ничего не может поведать.

Патрульный по рации тут же передал сообщение о ЧП в городском парке. Втроём они зашли за угол. Сержант остался наблюдать за выходом из парка, а напарник повёл Лизу для составления заявления в здание РОВД (благо, оно находилось в квартале от перекрёстка). Лиза вначале категорически отказалась идти в милицию (не хотелось лишнего позора – всё равно, когда-нибудь информация просочится на улицу, и ещё, не дай Бог, на неё начнут тыкать пальцами…), однако, молоденький наглец (так она охарактеризовала старшего по чину патрульного) поставил её перед выбором: или она выполняет свой гражданский долг, или составляется протокол о нарушении ПДД. Униженная и оскорблённая, вырвавшаяся из рук насильника, и, быть может, сохранившая свою жизнь, она, посмотрела в глаза сержанту, и, ничего не увидев там, кроме наглого блеска, покорно согласилась…

В отделении молоденький оперуполномоченный, представившись лейтенантом Наливайченко, с усталым лицом не спеша начал записывать показания Елизаветы Николаевны. Через четверть часа, после одиночного стука в дверь, вошёл майор. Опер взволнованно вскочил: - Разрешите доложить?

Тот махнул рукой, мол, сиди, и удивил присутствующих неожиданной новостью:

- Сейчас привезли одного подозрительного типа. Он выходил из парка, по той же аллее, что и вы, Елизавета Николаевна. Может быть, совпадение. А может быть, и нет, ведь в такую темень, какой дурак попрётся в парк?!

- Так быстро?! - удивлённо вскрикнула Лиза, внутренне радуясь неизбежности наказания за подобные действия неотёсанных мужланов, совершенно не обратив внимания на логическую цепочку слов, произнесённую майором в сердцах: темень-дурак-парк.

- Так работаем же, - с гордостью ответил офицер.

- Да знаю, как вы работаете.

- Что вы имеете в виду?

- Знаю, что вы оперативно работаете, - уточнила Лиза.

- Понятно, - однако он понял скрытую иронию в её словах.

- Задержанного приведут в седьмой кабинет, в двери останется щель, а ты, - майор обратился к Наливайченко, - приведёшь Николаевну – может быть, узнает? Только, чтоб тихо было…

Вскоре лейтенант и Лиза стояли у дверей седьмого кабинета, вслушиваясь и всматриваясь в происходящее в комнате. Собственно говоря, это Лиза была вся во внимании, а опер лишь ловил обрывки фраз, да краем глаза ухитрялся посмотреть на спину предполагаемого насильника. Судя по интонации допрашиваемого мужчины, он был уверен в своей непогрешимости и явно пытался иронизировать над майором.

- Пошёл через парк, сокращая путь. Где-то далеко впереди кто-то кричал, наверное, молодёжь баловалась. Никто по пути не встретился. Никого не видел. Привидений не встречал. НЛО и прочий инопланетный «желатин» тоже не попадался. Разговоры о смысле жизни ни у костра, ни дома, на кухне, никогда не вёл. Жизнь, сама по себе, – набор примитивных сказок и мистических явлений, недоказанных, но объясняющих множество непонятных явлений на Земле, в том числе, и происхождение человека, и его поведение…

У майора брови поползли вверх.

- Сейчас мы снимем отпечатки с одежды потерпевшей, и тогда посмотрим, что ты запоёшь, - офицер применил последний аргумент и нажал кнопку вызова.

Задержанный широко улыбнулся:

- Ваше право. У сильного всегда бессильный виноват, тем более в этих стенах, - он скучным взглядом обвёл стены.

За дверью у Лизы сердце сжалось: - Он, подлец.

- Иду себе, никого не трогаю… - тот продолжал изгаляться.

- Ну, что? - застенчиво спросил лейтенант.

Соглашаясь, Лиза кивнула головой: - Это его голос.

- Хорошо. Пройдёмте.

Они вернулись в соседнюю комнату. Опер позвонил майору, доложив, что потерпевшая узнала насильника по голосу. Но голос к делу не пришьёшь, надежд на экспертизу мало, потому как проникновения не было, как и отпечатков – преступник был в перчатках.

- Сложная ситуация, - лейтенант, положив трубку, не отводя взгляда от стола, обратился к Лизе: - Ваша честь попрана, но мы не сможем доказать его вину. И любой адвокат легко докажет, что все улики – беспочвенны. Вроде бы есть состав преступления, и в то же время, увы, нет. Сейчас его, конечно, задержат до выяснения личности и некоторых обстоятельств, а потом отпустят.

Сознание Лизы раздваивалось.

- Тебе придётся вынести на всеобщее обозрение эту грязь. Тебе не стыдно? Нужно будет озвучить каждое его прикосновение, - твердил некто умный и знающий, и неоднократно выручающий её в сложных жизненных ситуациях. - Однажды озвучив, то, к чему прикоснулась, ты навсегда потеряешь душевное равновесие. Память подобного не прощает. Забудь сейчас, или в одно прекрасное время признание раздавит твою душу. Такова цена истины. И не забывай: в течение многих месяцев чужие люди, сидя перед тобой, будут грязными руками рыться в твоих переживаниях. Тебе – муки, им – оклад. Сначала найди ответ на вопрос: зачем молодой женщине идти на унизительное самопожертвование?..

Искоса посмотрев на лейтенанта, усердно работающего авторучкой, она пыталась бороться со своей душой, оказавшейся на линии чести и позора: - Не стыдно ли мне признаваться в подобных вещах? Нет? Или уже нет? «Страдание забудется со временем», - так, кажется, когда-то заметил умный человек. Возможно, это был неизвестный мыслитель, или тот древний грек-распутник, ставший философом, благодаря, нравоучениям жены-пьяницы. Но как будет выглядеть это признание? И как оно прозвучит: выстрадано, выплакано сломленным «Я»?

Побарабанив по столу пальцами, привлекая внимание лейтенанта, Лиза, сделавшая выбор, вздохнула и произнесла:

- Скажите майору, что я знаю, как изобличить того мерзавца.

Офицер взялся за телефон:

- Товарищ майор, тут такое дело…

Через пять минут Лиза сидела напротив майора, приготовившегося запротоколировать новые свидетельства недавнего преступления. В душе офицер ликовал. В истории города он будет первым, кто за час раскрыл попытку изнасилования. И, быть может, временно задержанный мужчина – есть разгадка цепочки изнасилований, произошедших в течение нескольких последних лет, и скрываемых от огласки, чтобы не порождать панических слухов о появлении очередного маньяка.

- Быть может, я не права… Но не только ради восстановления справедливости, сколько для спасения… нет, для безопасности женщин нашего города, я смогла бы его опознать. Я… - тут Лиза сделала короткую паузу. На её лице отобразилась редкая гамма чувств, словно она, вопреки здравому смыслу и… собственной воли, всё-таки решилась на отчаянный шаг. - Я… - она запнулась, тяжело вздохнула, покраснела, и, опустив голову, выдала: - Я смогу его опознать на… наощупь.

Майор отвёл руку с пером в сторону, затем закрыл глаза, словно вслушиваясь в эфир волшебной ночи. Открыл правый глаз, и уже им одним, расширившимся, уставился на потерпевшую, пытаясь сообразить, как может женщина определить преступника, если она даже не помнит ни одной детали одежды и особых примет. Нет логики в её словах. Он открыл второй глаз, вздохнул, и смог только произнести:

- Ну-ну.

- Нет. Не «ну-ну», а я действительно могу определить, что это он, если, это, конечно, он, - с малой долей возмущения возразила Лиза. - Про себя же она ужаснулась. - Боже мой! Что я делаю? Куда качусь?!

- Дайте листок бумаги и ручку, - попросила, запинаясь. - Какой-то кошмар, - произнесла она, написав на листке всего лишь два слова: «Кукурузный початок».

Майор прочитал, удивлённо поднял глаза на потерпевшую и спросил:

- Что это?

Лиза, чувствуя, что её мораль медленно опускается на уровень «дамы с камелиями», или обыкновенной шлюхи с улицы «Красных фонарей», неожиданно для себя на повышенном тоне, скорее со злобой, уточнила:

- Что ж вы все здесь – непонятливые? Его достоинство похоже на кукурузу…

- Как?! А-а-а, достоинство, - дошло до майора, - кукурузный початок. Ша… - спохватившись, он умолк, чуть было, не выложив, из чего обычно состоит упомянутый кукурузный початок. И, спустя секунду, он заржал, потому, как иначе нельзя было назвать его громкий идиотский смех.

Было осмелевшая, Лиза опять сникла, а цвет её лица, по яркости красок превосходил вареных раков. Взявшись за виски, она подумала: - Грязные вонючие сатиры. И чем этот отличается от того, в парке? - Провела пальцем по еле наметившейся морщинке на щеке, и добавила: - Двуногие рогатые сатиры.

Смех майора неожиданно оборвался, так же как и начался.

- Извините Елизавета Николаевна. Вырвалось. С такой ситуацией впервые сталкиваюсь. Погоня, стрельба, как в художественных фильмах – это гораздо легче, чем иметь дело с подобной мразью, - он уточнил, чтобы тень его слов не пала на потерпевшую, а то ещё неправильно поймёт, - я имею в виду деструктивный материал: насильников и прочих подонков.

Лиза согласно кивнула головой.

- Ну, вот и хорошо. А теперь поделитесь соображениями, как вы собираетесь помочь следствию? - глянув на неё, он снова чуть было не рассмеялся. Открыл ящик стола, нагнулся, будто искал какую-то вдруг понадобившуюся вещь. Но кукурузный початок, этакий выставочный материал, торчащий из ширинки насильника, продолжал делать своё чёрное дело.

Майор резко поднялся, подошёл к другому столу, взялся за графин с водой:

- Водички не желаете?

Получив отрицательный ответ, налил стакан и медленно выпил. Потом протянул руку – открыл окно, и жадно вдохнул свежего воздуха.

- Хорошо-то как! А мы тут… Ладно, выкладывайте, что вы там придумали.

- Вы тоже поймите правильно… Мне объяснять вам, чужому мужчине, хоть и представителю внутренних органов, - губы Лизы тронула усмешка, - будет проблематично и, с моей точки зрения, аморально.

Очевидно, привычка удивляться у майора случалась легко – брови поползли вверх.

- Если бы в отделении нашлась женщина, ваша сотрудница, то мне было бы гораздо проще и быстрее именно ей объяснить, - решила уколоть офицера, сделав ударение на слове «быстрее».

- Легко. В двух шагах отсюда живёт… - он начал набирать телефонный номер. - Светлана Фёдоровна, извини, что отрываю от отдыха. Почивать ещё не изволили? - Получив утвердительный ответ, продолжил: - Василию – привет, и мои извинения, но ты сейчас нам нужна, как женщина. - Очевидно, на другом конце провода поинтересовались, кому она нужна, на ночь глядя. - Кому? Никому. Долго пояснять. Очень интересная история. Машину прислать? Да я не издеваюсь, капитан… Хорошо. Ждём.

Коротко наиграно выдохнув, майор предложил: - Елизавета Николаевна, чай, кофе? У нас есть 20-ть минут.

- Лучше кофе.

Майор направился к тумбочке, на котором стоял электрочайник.

- Вам как приготовить?

- Один-два.

- Понятно.

- А если у меня не получится, вы его отпустите?

- А если у нас нет никаких улик, даже косвенных, кто же рискнёт его отправить за решётку?

За ничего не значащейся болтовнёй кофе выпито.

Открылась дверь.

- Товарищ майор, капитан Г. по вашему приказу прибыл.

- Тут такая ситуация… - майор вкратце рассказал о происшествии. - А теперь ты с ней поработай…

Прошло четверть часа.

- Ну, ты, начальник, и задачу задал! - заявила Светлана, входя в кабинет, скорее, не вошла, а ворвалась, словно за нею гналась разъярённая толпа. Затем она рассмеялась, что показалось странным. Обычно капитан так никогда себя не вела, даже на случавшихся застольях. Насмеявшись вволю (как показалось её шефу), Светлана покрутила головой и, плюхнувшись на диван, резко отрубила, словно палач топором на Лобном месте:

- Полный идиотизм! Полнейший!

- И что она надумала? Время-то идёт, - осторожно поинтересовался майор, всё ещё не теряя надежды на городской рекорд по времени раскрытия преступления.

- Эта чистюля может опознать его, если…

- В принципе, я и сам уже понял.

- Не перебивайте, товарищ майор.

- Да будет тебе, Светик…

- Сначала мы должны, опираясь на её показания, запротоколировать (повторяюсь, с её слов), что у её насильника, в том месте, есть вставки в виде… - здесь она недовольно сморщила носик, и сразу символически сплюнула. - Тьфу ты! Прости, Господи!

- Это понятно.

- Если сия гадость обнаружится, выходит, это: важная и убедительная улика. И ему уже не отвертеться.

Это надо же, что сучка удумала?!

- Светлана, ну, разве можно…

- Ни одна баба такого не удумает. А у этой – изо всех щелей так и прёт интеллект. Так и прёт! Она со своим кукурузным початком больше похожа на Жанну д’Арк со знаменем, чем на потерпевшую из парка Горького, -  немного склонив голову, уже мягко произнесла: - Вася ждёт, - и повторила фразу, произнесённую майором по телефону: «Ну, полчасика делов». - Затем посмотрела на него почти исподлобья: - Кажется, так кто-то обещал, а тут, между прочим, нам делов до полуночи.

Для проведения этого… - в этом месте Светлана Фёдоровна обратилась к ненормативной лексике, словно рядовой дэпээсник, - эксперимента нужны: пара резиновых медицинских перчаток, четыре, нет, пять повязок для глаз… О, Господи! Это мне придётся за цирком буйных наблюдать?!

Я отказываюсь!

Вася узнает – убьёт.

- Убьёт – посадим. Объясни толком, Светлана, а потом будем решать: отказываешься – не отказываешься. Успокойся, Светик. Сделай три глубоких вдоха…

Вот так, молодец. Теперь спокойно поясняй.

- Спасибо за Васю – успокоил, отец родной.

К пяти повязкам ещё необходимо добавить: задержанного и троих мужчин, но не из наших дежурных, а из «обезьянника», и чтобы все они были примерно одного возраста с этим типом. Данное условие обязательно, чтоб не было молодых, а то начнётся светопреставление. И смех, и грех…

Всем мужикам и потерпевшей одеваем повязки на глаза. А она наощупь проверяет их…

- Ничего себе очная ставка! - брови майора оказались на середине лба.

- После того, как она обнаружит, если, конечно, обнаружит кукурузный початок, т. е. соответствующую «деталь», о которой заявила, то дальше по протоколу.

- Нужно, чтобы люди из обезьянника были без вставок.

- Вопрос не ко мне, товарищ майор.

- Нет-нет, Светик, ребята всё сделают, и с понятыми, что-нибудь придумают. Тебе – большое спасибо. Выручила. Но начатое дело надо довести до конца. Чего только не сделаешь, ради торжества справедливости?! Правда, Светлана Фёдоровна? - в последних словах голос майора несколько завибрировал, и в нём проскользнули заискивающие нотки.

Капитан вздохнула, соглашаясь, потому как негоже бросать начатое дело на полпути, кивнула в сторону двери: - Пошла я к этой… - Однако взявшись за ручку двери, остановилась, и, развернувшись, спросила: - А вам не кажется, товарищ майор, что в последнее время седьмой кабинет медленно превращается в странную лабораторию, такую похабненькую?

- Процент преступности виноват, Светлана Фёдоровна.

Уже с порога, обернувшись, она опять обратилась к старшему офицеру: - И фотографа подключите – лучше сразу для дела задокументировать, чем потом опять проводить следственное мероприятие. Но его лично предупредите о табу на шуточки, а то он нас замучает…

Прошло четыре часа. Эксперимент удачно завершён, с точки зрения Закона. Двери седьмого кабинета распахнулись: задержанное лицо превратилось в подозреваемого, и отправилось в одиночку, остальные участники необычного шоу вернулись в «обезьянник».

- Товарищ майор, - Светлана бросила косой взгляд на Лизу и опера, - отгул будет? Я сегодня морально пострадала.

- Отгул? Обязательно, когда-нибудь, если обстоятельства благоприятно сложатся. На ближайший праздник обязательно получишь грамоту и премию.

- Вот так всегда: «Спасибо» и грамота. И не дай Бог, Вася узнает… Будет мне тогда и грамота, и премия…

Молодой лейтенант, провожая Елизавету Николаевну к выходу, искренне благодарил:

- Спасибо вам за содействие. Теперь зло будет наказано, - опер участливо глянул ей в глаза. - Вас отвезти домой?

- Я тут рядом, - Лиза равнодушно махнула рукой, и направилась к двери.

- Обождите!

- Ну, что ещё? - казалось, из последних сил спросила она, остановившись.

- Вам справка на работу нужна?

- Выходной…

Выйдя из участка и пройдя несколько шагов, Лиза оглянулась на дверь с табличкой и произнесла:

- Со временем меняются взгляды на жизнь… Или из-за сложившихся обстоятельств?..

© Фамилия моя настолько известная, что мне её даже неприлично называть…